Олимпиада 80...
Эх было такое… Одна из красочных олимпиад, а Мишка самый лучший символ. Меня тогда еще небыло. :)) Наши постарались на славу, собсна смотрим и читаем. Под катом много букв.
За три года до начала летних Олимпийских игр в Москве руководство Оргкомитета обеспокоилось поиском талисмана и эмблемы предстоящих Игр. Ведущий программы «В мире животных» Василий Песков объявил конкурс среди телезрителей. Большинство наших сограждан проголосовало за медведя. Капиталистические страны не удивились такому выбору: в то время СССР ассоциировался на Западе исключительно с медведем, водкой и валенками. В Оргкомитет Олимпиады стали поступать рисунки с изображением косолапого. В конкурсе приняли участие больше 40 тысяч человек. Два месяца рассматривались присланные работы, но никакого результата это не принесло. Всесоюзный конкурс эскизов олимпийского талисмана к зиме 1977 года проваливался с треском. Председатель жюри Василий Песков завернул все эскизы.
— Ситуация была плачевной, — вспоминает детский художник Виктор Чижиков. — Тогда мы с приятелями собрались в моей мастерской и двое суток рисовали медведей. Это были примитивные карандашные наброски. Я сам нарисовал около двухсот животных. Спустя несколько дней всю кипу листов мы отнесли в Оргкомитет Олимпиады. Потом меня попросили обозначить «олимпийскость» мишки. Ночью мне приснился пояс, который позже и стал составной частью талисмана. В сентябре мне позвонили из Олимпийского комитета: «Поздравляем, ваш медведь прошел ЦК партии».
— Выходит, талисман смотрела даже верхушка Политбюро?
— Конечно, ведь под этим символом страна должна была прожить три года. Сразу после утверждения олимпийского талисмана начали выпускать пепельницы, стаканы, столовые ложки с изображением медведя. Где только не было этого мишки! Однажды моряки торгового флота поведали мне историю: когда они были в Новой Гвинее, то зашли в хижину местного вождя папуасов. Так у него на стене висел плакат с изображением мишки!
Когда Чижиков явился в Оргкомитет за вознаграждением, сотрудники пожали ему руку и сказали: «За этого забавного медвежонка мы готовы выплатить вам 250 рублей». Чижиков слегка оторопел. Еще бы! Ведь, например, в 1966 году в Англии автор талисмана чемпионата мира по футболу получил 6 млн. 700 тысяч фунтов стерлингов. «За эскиз 30 на 20 сантиметров полагается именно такой гонорар, — сказали как отрезали в Управлении авторских прав. — А на авторство вы вообще не имеете права претендовать. Автором талисмана является советский народ, который утвердил фигурку голосованием».
В итоге Чижикову все-таки выплатили 2000 рублей («Волга» по тем временам стоила 10000). Перед получением этой суммы художник подписал договор, в котором отказывался от всех отчислений за свою работу в пользу Олимпийского комитета СССР.
— Договор со мной подписывал зампред Олимпийского комитета СССР Иван Денисов. Он вошел в комнату, мы с ним переглянулись, и я сразу понял: ему, единственному из присутствующих, стыдно. Он взглядом извинился передо мной. Я взглядом его простил, — вздыхает Чижиков. — Самое интересное, что соглашение было написано не на бланке Олимпийского комитета, а на обыкновенной желтой бумажке, где даже не стояло печати…
С того момента прошло 27 лет, но за все это время ни у кого из сотрудников Олимпийского комитета не возникало желания вернуть Чижикову хотя бы авторские права.
— С тех пор я отметил много разных юбилеев, но ни разу меня не поздравили представители Олимпийского комитета. Однажды мне пришлось выступать с руководителями комитета в передаче, посвященной Олимпиаде. Никто из бывших сотрудников Оргкомитета даже не поздоровался со мной. Такое ощущение, что это неприятие ко мне передается из поколения в поколение…
Много лет назад директор Третьяковской галереи пытался приобрести оригинал рисунка олимпийского мишки. Связался с автором. Чижиков пожал плечами: «Оригинал исчез».
— Оригинал эскиза тоже оказался многострадальным, — продолжает Виктор Александрович. — В том же 1977 году мне позвонил начальник отдела пропаганды и сказал странную вещь: «Чтобы изображение олимпийского мишки запатентовали, вы должны снять свою подпись с оригинала». Я отказался. «Тогда нам придется искать какой-то выход», — ответил он и повесил трубку. В итоге мою подпись замазали белилами и запатентовали рисунок на имя Оргкомитета Олимпиады-80. Номер патента мне не удается узнать до сих пор.
За использование советского талисмана на своей продукции капстраны выплачивали немалые суммы. Все деньги оседали в руках сотрудников Оргкомитета.
— Почти 30 лет я живу без прав на мое изобретение. Я уверен, что у Пахмутовой никто не отбирал права на мелодию «До свиданья, наш ласковый Миша». Недавно я лежал с инфарктом в больнице, и когда соседи по палате узнали, что я нарисовал того самого медведя, то из последних сил потянулись, чтобы пожать мне руку…
Осенью 1980 года к советскому правительству обратилась немецкая фирма с предложением купить того самого резинового мишку, который торжественно улетал на воздушных шарах в день прощания с Олимпиадой, за 100 тысяч дойчмарок. Но советское правительство отказалось продавать олимпийский талисман. Мишку на некоторое время выставили в павильоне «Юный техник» на ВДНХ. А вскоре схоронили в подвале советского Олимпийского комитета. Через несколько лет его здесь съели крысы.
История эмблемы Олимпиады-80 — высотного здания, напоминающего Кремль, — более прозаична. Автор работы, 25-летний белорусский художник, за эскиз получил московскую прописку, ему выделили двухкомнатную квартиру в центре столицы и устроили в Строгановское училище
Такой пустой, какой она была в июле 80-го, Москву последний раз видели в годы войны. Остановилась жизнь на Киевском, Белорусском, Курском, других вокзалах и в аэропортах. На самых дальних подступах к городу перекрывали все трассы, а граждан, имевших судимость, выселяли за 101-й километр.
— Я думаю, тех проституток, которые обслуживали гостиницу «Интурист», все-таки оставили, — вспоминает ветеран спортивной журналистики, заместитель главного редактора газеты «Спорт-Экспресс» Владимир Гескин. — Хотя они были не нужны. Добрая половина переводчиц, обслуживающих иностранные делегации, крутила откровенные романы с зарубежными спортсменами. Зато алкоголиков из города поперли со страшной силой. В каждом отделении милиции находился список антисоциальных элементов. Всех алкоголиков выселяли из Москвы на время Олимпиады. Детей в принудительном порядке отправляли в пионерлагеря. Ссылаясь на то, что дети будут жвачку у иностранцев просить, хулиганить…
Что касается поездов дальнего следования, Москва принимала только те составы, которые приходили из-за рубежа.
— В это время моя жена возвращалась поездом из Германии, — рассказывает Владимир Моисеевич. — Везла с собой много вещей. У меня было две аккредитации: одна журналистская, вторая — сотрудника службы безопасности, с помощью которой я беспрепятственно проходил в любое место. Когда я приехал на Белорусский вокзал, чтобы встретить супругу, то был весьма удивлен: поезд на перрон прибыл, но пассажиров не выпускали. Оказывается, в поезде ехали в основном старушки с огромными баулами, полными всякой заграничной ерунды. С такими тюками в городе было запрещено появляться. И мне с приятелем пришлось разгружать весь вагон, чтобы помочь пассажирам выбраться в город.
Самое большое впечатление на москвичей произвела метаморфоза, случившаяся с продовольственными магазинами, прилавки которых оказались завалены невиданным товаром. Во время Олимпиады прилавки магазинов ломились от копченой колбасы салями и десятков сортов сыра, упакованного в полиэтилен, а не в серую прилипающую бумагу. Трехлитровые банки сока заменили яркие пакетики с разнообразнейшими напитками. По улицам расхаживали нарядные мальчики с баками на спине, откуда они разливали фанту. На винных полках появились разноцветные ликеры и настойки из брусники, черники, клюквы. Вместо привычной «Явы» в табачных киосках красовались сигареты с ментолом. Жигулевское пиво заменили баночным, финским, компании «Синебрюхофф».
— В то время мы много слышали о баночном пиве, но ни разу не видели этого диковинного продукта, — вспоминает Гескин. — Хотя в 70-х годах Политбюро рассматривало вопрос о производстве баночного пива в СССР, даже закупили заводы, но советским инженерам никак не удавалось наладить подобного производства. А в Олимпийской деревне в международной зоне можно было купить вообще экзотические вещи, о которых советский человек мог только мечтать. Я своей жене приобрел маникюрный набор, о существовании которых в Союзе даже не слыхивали…
Для советского гражданина подобные перемены выглядели как театр абсурда. Не переставала удивлять и сама городская атмосфера. Все москвичи вели себя вежливо и обходительно по отношению к друг другу. Дорогу переходили исключительно на зеленый свет, сигаретные окурки выбрасывали в урны, матом не ругались. Еще бы: ведь по улицам чинно прогуливались парами милиционеры, свезенные сюда со всей страны. В то же время москвичи чувствовали себя абсолютно безопасно. Надо заметить, такого спокойствия в столице не было ни до, ни после Олимпиады.
Сегодня многих, кто возглавлял в те годы Оргкомитет Олимпиады или принимал непосредственное участие в проведении Игр, уже нет в живых. Бывший директор Олимпийского центра профсоюзов «Крылатское» Дмитрий Каменев скончался два года назад. Однако его коллеги поделились с нами воспоминаниями об Олимпийских играх 1980 года.
— За несколько недель до начала Олимпиады Леонид Брежнев прибыл на показательные выступления гонщиков на треке Крылатского. Велосипедисты устроили настоящее шоу: стояли друг напротив друга какое-то время, ожидая, кто же не выдержит, рванет вперед. Брежнев не выдержал и спросил: «Они что, кататься не умеют?» Пришлось нашему приятелю Дмитрию Каменеву объяснять тактику этого вида спорта. А когда гонщики поехали по лиственничному овалу, Брежнев закричал на весь трек: «Здорово!» В конце встречи присутствующие попросили высокого гостя написать несколько слов в книге почетных посетителей. Леонид Ильич долго не соглашался. Тут вмешался Косыгин: «Леня, надо уважить олимпийцев, некрасиво отказываться». Тогда Генеральный секретарь ЦК КПСС шепнул Каменеву: «Что-то в голову ничего не идет. Я тут распишусь, а вы потом напишите, что надо».
А вот какую историю поведал нам Владимир Гескин.
— Иду я по Олимпийской деревне, вдруг вижу: передо мной стоит маленький старичок и под мышкой держит огромный ключ. Такие ключи от деревни вручали только самым почетным гостям, например Брежневу. Я подошел к старичку и представился на английском языке. Он тоже представился, только на русском. Оказалось, это был супермиллиардер Арманд Хаммер. Свой бизнес он начал с того, что купил в России карандашную фабрику «Сакко и Ванцетти». Можно сказать, что карандаши в СССР начались с него. Кроме того, он считался большим другом советского народа.
— Ох! — сказал я. — Наверное, теперь, г-н Хаммер, вы сможете этим ключом открывать ворота деревни, когда захотите?…
— В этой стране, молодой человек, я и так могу открыть любую дверь, — сказал Хаммер с сильным еврейско-одесским акцентом.
И тогда он мне рассказал следующую историю. Однажды Хаммер прилетел в Москву. Дело было ночью. Тем не менее американский миллиардер потребовал, чтобы его отвезли на Красную площадь. Оказавшись там, Хаммер захотел войти в Мавзолей. В связи с чем пришлось срочно вызвать начальника почетного караула.
«Сейчас в Мавзолей нельзя, — сказал начальник. — Но когда утром его двери откроются, вы, господин Хаммер, конечно же, будете первым. Всем известно, сколько вы сделали для Советской России».
— Нет, я ждать не стал, — Хаммер улыбнулся. — Я показал вашему начальнику эту бумажку.
Он достал из кармана полуистлевший, но бережно сохраненный листок. Там было написано: «Пропускать ко мне товарища Хаммера в любое время дня и ночи». И подпись: «Ульянов-Ленин».
— Ну и как, пустили? — поинтересовался я.
— Не будьте наивным, молодой человек, — сказал Хаммер. — Неужели вы думаете, что эта бумажка потеряла силу?…
XXII летние Игры обошлись государству в 3 миллиарда долларов. Что говорить, Олимпиады в то время были убыточны. Однако страны-устроители денег не жалели. Проведение Олимпиады — дело престижное, конкуренция огромная, и добиться этого права для любой страны непросто. Наша страна добивалась его особенно долго и упорно, не скупясь на затраты, в том числе на презенты из норковых и собольих мехов для жен членов Международного олимпийского комитета. По официальным отчетам, Олимпиада принесла Советскому Союзу полтораста миллионов рублей убытка.
Однако здесь уместно вспомнить выражение «если где-то убудет, то в другом месте обязательно прибудет». О рекордном воровстве на Олимпиаде-80 поведали нам бывшие сотрудники Оргкомитета.
— За несколько месяцев до начала летних Олимпийских игр в престижных санаториях и домах отдыха появились граждане в тренировочных костюмах с буквами «СССР» на груди. Как выяснилось позже, райкомовские инструкторы и провинциальные «цеховики» еще до начала Игр сумели проникнуть в закрома элитного Московского комбината спортивной одежды на Пятницкой и растащить несколько комплектов олимпийской формы.
Деньги на Олимпиаду расходовались огромные, но зачастую их попросту бросали на ветер. К примеру, 100-километровая командная велогонка проходила на Минском шоссе. Уже на следующий день после соревнований вышел приказ: демонтировать спортивный городок, который обошелся государству в 850 тысяч рублей. Комплекс сломали и растащили. Просто охранникам трибуны на шоссе показалось, будто это место является отличным плацдармом для возможной стрельбы по проезжающим машинам.
За три года до начала летних Олимпийских игр в Москве руководство Оргкомитета обеспокоилось поиском талисмана и эмблемы предстоящих Игр. Ведущий программы «В мире животных» Василий Песков объявил конкурс среди телезрителей. Большинство наших сограждан проголосовало за медведя. Капиталистические страны не удивились такому выбору: в то время СССР ассоциировался на Западе исключительно с медведем, водкой и валенками. В Оргкомитет Олимпиады стали поступать рисунки с изображением косолапого. В конкурсе приняли участие больше 40 тысяч человек. Два месяца рассматривались присланные работы, но никакого результата это не принесло. Всесоюзный конкурс эскизов олимпийского талисмана к зиме 1977 года проваливался с треском. Председатель жюри Василий Песков завернул все эскизы.
— Ситуация была плачевной, — вспоминает детский художник Виктор Чижиков. — Тогда мы с приятелями собрались в моей мастерской и двое суток рисовали медведей. Это были примитивные карандашные наброски. Я сам нарисовал около двухсот животных. Спустя несколько дней всю кипу листов мы отнесли в Оргкомитет Олимпиады. Потом меня попросили обозначить «олимпийскость» мишки. Ночью мне приснился пояс, который позже и стал составной частью талисмана. В сентябре мне позвонили из Олимпийского комитета: «Поздравляем, ваш медведь прошел ЦК партии».
— Выходит, талисман смотрела даже верхушка Политбюро?
— Конечно, ведь под этим символом страна должна была прожить три года. Сразу после утверждения олимпийского талисмана начали выпускать пепельницы, стаканы, столовые ложки с изображением медведя. Где только не было этого мишки! Однажды моряки торгового флота поведали мне историю: когда они были в Новой Гвинее, то зашли в хижину местного вождя папуасов. Так у него на стене висел плакат с изображением мишки!
Когда Чижиков явился в Оргкомитет за вознаграждением, сотрудники пожали ему руку и сказали: «За этого забавного медвежонка мы готовы выплатить вам 250 рублей». Чижиков слегка оторопел. Еще бы! Ведь, например, в 1966 году в Англии автор талисмана чемпионата мира по футболу получил 6 млн. 700 тысяч фунтов стерлингов. «За эскиз 30 на 20 сантиметров полагается именно такой гонорар, — сказали как отрезали в Управлении авторских прав. — А на авторство вы вообще не имеете права претендовать. Автором талисмана является советский народ, который утвердил фигурку голосованием».
В итоге Чижикову все-таки выплатили 2000 рублей («Волга» по тем временам стоила 10000). Перед получением этой суммы художник подписал договор, в котором отказывался от всех отчислений за свою работу в пользу Олимпийского комитета СССР.
— Договор со мной подписывал зампред Олимпийского комитета СССР Иван Денисов. Он вошел в комнату, мы с ним переглянулись, и я сразу понял: ему, единственному из присутствующих, стыдно. Он взглядом извинился передо мной. Я взглядом его простил, — вздыхает Чижиков. — Самое интересное, что соглашение было написано не на бланке Олимпийского комитета, а на обыкновенной желтой бумажке, где даже не стояло печати…
С того момента прошло 27 лет, но за все это время ни у кого из сотрудников Олимпийского комитета не возникало желания вернуть Чижикову хотя бы авторские права.
— С тех пор я отметил много разных юбилеев, но ни разу меня не поздравили представители Олимпийского комитета. Однажды мне пришлось выступать с руководителями комитета в передаче, посвященной Олимпиаде. Никто из бывших сотрудников Оргкомитета даже не поздоровался со мной. Такое ощущение, что это неприятие ко мне передается из поколения в поколение…
Много лет назад директор Третьяковской галереи пытался приобрести оригинал рисунка олимпийского мишки. Связался с автором. Чижиков пожал плечами: «Оригинал исчез».
— Оригинал эскиза тоже оказался многострадальным, — продолжает Виктор Александрович. — В том же 1977 году мне позвонил начальник отдела пропаганды и сказал странную вещь: «Чтобы изображение олимпийского мишки запатентовали, вы должны снять свою подпись с оригинала». Я отказался. «Тогда нам придется искать какой-то выход», — ответил он и повесил трубку. В итоге мою подпись замазали белилами и запатентовали рисунок на имя Оргкомитета Олимпиады-80. Номер патента мне не удается узнать до сих пор.
За использование советского талисмана на своей продукции капстраны выплачивали немалые суммы. Все деньги оседали в руках сотрудников Оргкомитета.
— Почти 30 лет я живу без прав на мое изобретение. Я уверен, что у Пахмутовой никто не отбирал права на мелодию «До свиданья, наш ласковый Миша». Недавно я лежал с инфарктом в больнице, и когда соседи по палате узнали, что я нарисовал того самого медведя, то из последних сил потянулись, чтобы пожать мне руку…
Осенью 1980 года к советскому правительству обратилась немецкая фирма с предложением купить того самого резинового мишку, который торжественно улетал на воздушных шарах в день прощания с Олимпиадой, за 100 тысяч дойчмарок. Но советское правительство отказалось продавать олимпийский талисман. Мишку на некоторое время выставили в павильоне «Юный техник» на ВДНХ. А вскоре схоронили в подвале советского Олимпийского комитета. Через несколько лет его здесь съели крысы.
История эмблемы Олимпиады-80 — высотного здания, напоминающего Кремль, — более прозаична. Автор работы, 25-летний белорусский художник, за эскиз получил московскую прописку, ему выделили двухкомнатную квартиру в центре столицы и устроили в Строгановское училище
Такой пустой, какой она была в июле 80-го, Москву последний раз видели в годы войны. Остановилась жизнь на Киевском, Белорусском, Курском, других вокзалах и в аэропортах. На самых дальних подступах к городу перекрывали все трассы, а граждан, имевших судимость, выселяли за 101-й километр.
— Я думаю, тех проституток, которые обслуживали гостиницу «Интурист», все-таки оставили, — вспоминает ветеран спортивной журналистики, заместитель главного редактора газеты «Спорт-Экспресс» Владимир Гескин. — Хотя они были не нужны. Добрая половина переводчиц, обслуживающих иностранные делегации, крутила откровенные романы с зарубежными спортсменами. Зато алкоголиков из города поперли со страшной силой. В каждом отделении милиции находился список антисоциальных элементов. Всех алкоголиков выселяли из Москвы на время Олимпиады. Детей в принудительном порядке отправляли в пионерлагеря. Ссылаясь на то, что дети будут жвачку у иностранцев просить, хулиганить…
Что касается поездов дальнего следования, Москва принимала только те составы, которые приходили из-за рубежа.
— В это время моя жена возвращалась поездом из Германии, — рассказывает Владимир Моисеевич. — Везла с собой много вещей. У меня было две аккредитации: одна журналистская, вторая — сотрудника службы безопасности, с помощью которой я беспрепятственно проходил в любое место. Когда я приехал на Белорусский вокзал, чтобы встретить супругу, то был весьма удивлен: поезд на перрон прибыл, но пассажиров не выпускали. Оказывается, в поезде ехали в основном старушки с огромными баулами, полными всякой заграничной ерунды. С такими тюками в городе было запрещено появляться. И мне с приятелем пришлось разгружать весь вагон, чтобы помочь пассажирам выбраться в город.
Самое большое впечатление на москвичей произвела метаморфоза, случившаяся с продовольственными магазинами, прилавки которых оказались завалены невиданным товаром. Во время Олимпиады прилавки магазинов ломились от копченой колбасы салями и десятков сортов сыра, упакованного в полиэтилен, а не в серую прилипающую бумагу. Трехлитровые банки сока заменили яркие пакетики с разнообразнейшими напитками. По улицам расхаживали нарядные мальчики с баками на спине, откуда они разливали фанту. На винных полках появились разноцветные ликеры и настойки из брусники, черники, клюквы. Вместо привычной «Явы» в табачных киосках красовались сигареты с ментолом. Жигулевское пиво заменили баночным, финским, компании «Синебрюхофф».
— В то время мы много слышали о баночном пиве, но ни разу не видели этого диковинного продукта, — вспоминает Гескин. — Хотя в 70-х годах Политбюро рассматривало вопрос о производстве баночного пива в СССР, даже закупили заводы, но советским инженерам никак не удавалось наладить подобного производства. А в Олимпийской деревне в международной зоне можно было купить вообще экзотические вещи, о которых советский человек мог только мечтать. Я своей жене приобрел маникюрный набор, о существовании которых в Союзе даже не слыхивали…
Для советского гражданина подобные перемены выглядели как театр абсурда. Не переставала удивлять и сама городская атмосфера. Все москвичи вели себя вежливо и обходительно по отношению к друг другу. Дорогу переходили исключительно на зеленый свет, сигаретные окурки выбрасывали в урны, матом не ругались. Еще бы: ведь по улицам чинно прогуливались парами милиционеры, свезенные сюда со всей страны. В то же время москвичи чувствовали себя абсолютно безопасно. Надо заметить, такого спокойствия в столице не было ни до, ни после Олимпиады.
Сегодня многих, кто возглавлял в те годы Оргкомитет Олимпиады или принимал непосредственное участие в проведении Игр, уже нет в живых. Бывший директор Олимпийского центра профсоюзов «Крылатское» Дмитрий Каменев скончался два года назад. Однако его коллеги поделились с нами воспоминаниями об Олимпийских играх 1980 года.
— За несколько недель до начала Олимпиады Леонид Брежнев прибыл на показательные выступления гонщиков на треке Крылатского. Велосипедисты устроили настоящее шоу: стояли друг напротив друга какое-то время, ожидая, кто же не выдержит, рванет вперед. Брежнев не выдержал и спросил: «Они что, кататься не умеют?» Пришлось нашему приятелю Дмитрию Каменеву объяснять тактику этого вида спорта. А когда гонщики поехали по лиственничному овалу, Брежнев закричал на весь трек: «Здорово!» В конце встречи присутствующие попросили высокого гостя написать несколько слов в книге почетных посетителей. Леонид Ильич долго не соглашался. Тут вмешался Косыгин: «Леня, надо уважить олимпийцев, некрасиво отказываться». Тогда Генеральный секретарь ЦК КПСС шепнул Каменеву: «Что-то в голову ничего не идет. Я тут распишусь, а вы потом напишите, что надо».
А вот какую историю поведал нам Владимир Гескин.
— Иду я по Олимпийской деревне, вдруг вижу: передо мной стоит маленький старичок и под мышкой держит огромный ключ. Такие ключи от деревни вручали только самым почетным гостям, например Брежневу. Я подошел к старичку и представился на английском языке. Он тоже представился, только на русском. Оказалось, это был супермиллиардер Арманд Хаммер. Свой бизнес он начал с того, что купил в России карандашную фабрику «Сакко и Ванцетти». Можно сказать, что карандаши в СССР начались с него. Кроме того, он считался большим другом советского народа.
— Ох! — сказал я. — Наверное, теперь, г-н Хаммер, вы сможете этим ключом открывать ворота деревни, когда захотите?…
— В этой стране, молодой человек, я и так могу открыть любую дверь, — сказал Хаммер с сильным еврейско-одесским акцентом.
И тогда он мне рассказал следующую историю. Однажды Хаммер прилетел в Москву. Дело было ночью. Тем не менее американский миллиардер потребовал, чтобы его отвезли на Красную площадь. Оказавшись там, Хаммер захотел войти в Мавзолей. В связи с чем пришлось срочно вызвать начальника почетного караула.
«Сейчас в Мавзолей нельзя, — сказал начальник. — Но когда утром его двери откроются, вы, господин Хаммер, конечно же, будете первым. Всем известно, сколько вы сделали для Советской России».
— Нет, я ждать не стал, — Хаммер улыбнулся. — Я показал вашему начальнику эту бумажку.
Он достал из кармана полуистлевший, но бережно сохраненный листок. Там было написано: «Пропускать ко мне товарища Хаммера в любое время дня и ночи». И подпись: «Ульянов-Ленин».
— Ну и как, пустили? — поинтересовался я.
— Не будьте наивным, молодой человек, — сказал Хаммер. — Неужели вы думаете, что эта бумажка потеряла силу?…
XXII летние Игры обошлись государству в 3 миллиарда долларов. Что говорить, Олимпиады в то время были убыточны. Однако страны-устроители денег не жалели. Проведение Олимпиады — дело престижное, конкуренция огромная, и добиться этого права для любой страны непросто. Наша страна добивалась его особенно долго и упорно, не скупясь на затраты, в том числе на презенты из норковых и собольих мехов для жен членов Международного олимпийского комитета. По официальным отчетам, Олимпиада принесла Советскому Союзу полтораста миллионов рублей убытка.
Однако здесь уместно вспомнить выражение «если где-то убудет, то в другом месте обязательно прибудет». О рекордном воровстве на Олимпиаде-80 поведали нам бывшие сотрудники Оргкомитета.
— За несколько месяцев до начала летних Олимпийских игр в престижных санаториях и домах отдыха появились граждане в тренировочных костюмах с буквами «СССР» на груди. Как выяснилось позже, райкомовские инструкторы и провинциальные «цеховики» еще до начала Игр сумели проникнуть в закрома элитного Московского комбината спортивной одежды на Пятницкой и растащить несколько комплектов олимпийской формы.
Деньги на Олимпиаду расходовались огромные, но зачастую их попросту бросали на ветер. К примеру, 100-километровая командная велогонка проходила на Минском шоссе. Уже на следующий день после соревнований вышел приказ: демонтировать спортивный городок, который обошелся государству в 850 тысяч рублей. Комплекс сломали и растащили. Просто охранникам трибуны на шоссе показалось, будто это место является отличным плацдармом для возможной стрельбы по проезжающим машинам.
2 комментария
— Канада, ФРГ, США Московскую Олимпиаду бойкотировали. Однако билеты этим странам распродали задолго до начала Игр, — вспоминает Михаил Дилов, сотрудник спорткомплекса «Крылатское». — Устроители Олимпиады волновались, что трибуны будут пустовать. Поправить положение решили, пустив в продажу дешевые, 30-копеечные входные билеты, тогда как официальные билеты стоили 25 рублей. Естественно, трибуны трека стали заполняться до отказа. Но это решение заместитель председателя оргкомитета «Олимпиада-80» и руководители билетной программы Игр расценили как повод для международного скандала: «А вдруг неприехавшие западные туристы увидят на телеэкранах занятыми свои оплаченные места и потребуют выплатить неустойку?..» ВЦСПС было поручено рассмотреть вопрос и принять меры, проще говоря — виновных уволить. Но судьба распорядилась иначе: никого не уволили, а дело замяли.
Купить билет на Игры было практически невозможно, поэтому попасть на любое соревнование считалось счастьем. Спекулянты заработали на той Олимпиаде немалые деньги. Билеты, превышающие первоначальную стоимость в десять раз, расходились на ура. Даже на утренние предварительные соревнования, где не разыгрывались олимпийские медали, народу на трибунах собиралось порядка 80 тысяч. Стадионы были забиты битком.
— Советский народ воровал даже спортивный инвентарь, — продолжает Дилов. — Трек в Крылатском еще только сдавался в эксплуатацию, необходимо было делать разметку на покрытиях, которую выполняли специалисты из Англии. Но кто-то украл часть специальной краски, и пришлось просить англичан прислать из Лондона новую. Не успели начаться соревнования, а на треке уже срезали десятки метров коврового покрытия. А сколько добра пропадало на стройплощадках!
— Некоторые площадки делали на скорую руку, — добавляет Гескин. — За день до начала соревнований по фехтованию я пошел посмотреть площадку, которая располагалась за аэровокзалом. И обнаружил в этом месте непролазную топь. В пресс-центре меня успокоили: «Все будет нормально». На следующий день я приехал на соревнования фехтовальщиков. У меня случился шок: вместо грязи я увидел заасфальтированную площадку, вокруг которой разбили прекрасные цветники. Оказывается, ночью пригнали дивизию солдат, которая все сделала в лучшем виде.
На Садовом кольце, недалеко от метро «Парк культуры», находился пресс-центр Олимпиады. Позже за этот лакомый кусок боролись разные министерства. Жизнь в пресс-центре кипела с утра до ночи. Особенно оживленно было в барах и ресторанах. Кубинские бармены готовили экзотические коктейли. На электрических грилях беспрерывно жарили мясо. Обед в ресторане обходился всего в пять рублей, притом что в меню могли входить осетрина, икра и другие дорогостоящие яства.
— А еще в пресс-центре находились компактные пишущие машинки «Оливетти» оранжевого цвета. Эта была заветная мечта любого журналиста, — рассказывает Гескин. — Когда Олимпиада закончилась и сняли всю охрану, в течение часа ни одной пишущей машинки не осталось — все поперли. Халява, сэр!
В свое время у руководства Спорткомитета возникла идея потребовать от Министерства финансов отчет обо всех поступлениях в адрес Оргкомитета Олимпиады-80. Подарков там получили на сумму, исчисляемую миллионами долларов. Но оказалось, что после окончания Игр исчезли все подарки, также пропали уникальные видеосистемы, фотокиноаппаратура, автомашины… Все попытки работников прокуратуры открыть дела о хищениях и злоупотреблениях некоторых сотрудников Оргкомитета и его служб были спущены на тормозах.
3 августа 1980 года состоялась торжественная церемония закрытия Московской Олимпиады. Многотысячная толпа на трибунах «Лужников» и зрители у телеэкранов провожали улетающую резиновую куклу, надутую газом. Изрядно подвыпившая публика рыдала под проникновенную песню Пахмутовой и Добронравова: «До свидания, наш ласковый Миша!». Через час мишка неуклюже приземлился на окраине Москвы, где сшиб пивную будку и чуть не покалечил двух алкашей, чудом уцелевших в ходе предолимпийских проверок.
В те трогательные минуты советский народ еще не понимал, что навсегда прощается со своим прошлым…