попытка ухватиться за отголосок 90-х
давно не решался почитать чего нибудь новенького от популярного в моём юношестве Пелевина.
понял, что новых идей нет, всё на тех же блохах выезжает, а все самые интересные или смешные моменты жуть как напоминают андромедовы загоны.
После смены девушки пошли перекусить в буфет для персонала, который располагался в конце идущего мимо раздевалки коридора. Буфет был единственным подземным помещением, куда они могли попасть по своим пропускам: у коридора было много других ответвлений, но их перекрывали турникеты, которые никак не реагировали на магнитную карточку со словами «малахитовый зал» (Лена сама не пробовала туда попасть и поверила на слово любознательной Киме).
Буфет выглядел празднично, но сама эта праздничность была какой-то мрачноватой – место напоминало военную столовую, которую решили переделать под дискотеку. Стены были украшены веселой анимешной графикой и текстовками, выдержанными в двух тонах – красном и синем. Красным были написаны различные жизненные афоризмы, а синим – определения красоты (это, наверно, было придумано, чтобы персонал не расслаблялся и постоянно сверял себя с высоким эталоном).
Красные плакаты выглядели так:
«ВЫСШИЙ СМЫСЛ РУССКОГО БЫТИЯ ЕСТЬ НЕСУЕТЛИВОЕ ЗОЛОЧЕНИЕ БЕЗМЕРНОГО ИКОНОСТАСА»
«В БУДУЩЕМ КАЖДАЯ УЛИТКА ПОПАДЕТ НА ВЕРШИНУ ФУДЗИ НА ПЯТНАДЦАТЬ СЕКУНД»
«СУВЕРЕННАЯ ДЕМОКРАТИЯ – ЭТО БУРЖУАЗНАЯ ЭЛЕКТОРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ НА ТОЙ СТАДИИ РАЗВИТИЯ, КОГДА ДЕМОКРАТИЯ ОНА ДЕМОКРАТИЯ, А ЕСЛИ НАДО, В ЖОПУ ВЫЕБУТ ЛЕГКО»
Синие сентенции о красоте были большей частью цитатами из ньюсмейкеров прошлых лет:
«КРАСОТА СПАСЕТ МИР. ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ»
«КРАСОТА СОСЕТ ХУЙ. ЛАРРИ ФЛИНТ»
«КРАСОТА ЕСТЬ ТО НЕУЛОВИМОЕ И ПОЧТИ НЕВЫРАЗИМОЕ В СЛОВАХ СВОЙСТВО, КОТОРОЕ ПОЗВОЛЯЕТ ЖЕНЩИНЕ НЕМНОГО ПОБЫТЬ СУКОЙ ПЕРЕД ТЕМ, КАК ЕЕ ВЫВЕЗУТ НА ПОМОЙКУ. КЕЙТ МОСС»
понял, что новых идей нет, всё на тех же блохах выезжает, а все самые интересные или смешные моменты жуть как напоминают андромедовы загоны.
После смены девушки пошли перекусить в буфет для персонала, который располагался в конце идущего мимо раздевалки коридора. Буфет был единственным подземным помещением, куда они могли попасть по своим пропускам: у коридора было много других ответвлений, но их перекрывали турникеты, которые никак не реагировали на магнитную карточку со словами «малахитовый зал» (Лена сама не пробовала туда попасть и поверила на слово любознательной Киме).
Буфет выглядел празднично, но сама эта праздничность была какой-то мрачноватой – место напоминало военную столовую, которую решили переделать под дискотеку. Стены были украшены веселой анимешной графикой и текстовками, выдержанными в двух тонах – красном и синем. Красным были написаны различные жизненные афоризмы, а синим – определения красоты (это, наверно, было придумано, чтобы персонал не расслаблялся и постоянно сверял себя с высоким эталоном).
Красные плакаты выглядели так:
«ВЫСШИЙ СМЫСЛ РУССКОГО БЫТИЯ ЕСТЬ НЕСУЕТЛИВОЕ ЗОЛОЧЕНИЕ БЕЗМЕРНОГО ИКОНОСТАСА»
«В БУДУЩЕМ КАЖДАЯ УЛИТКА ПОПАДЕТ НА ВЕРШИНУ ФУДЗИ НА ПЯТНАДЦАТЬ СЕКУНД»
«СУВЕРЕННАЯ ДЕМОКРАТИЯ – ЭТО БУРЖУАЗНАЯ ЭЛЕКТОРАЛЬНАЯ ДЕМОКРАТИЯ НА ТОЙ СТАДИИ РАЗВИТИЯ, КОГДА ДЕМОКРАТИЯ ОНА ДЕМОКРАТИЯ, А ЕСЛИ НАДО, В ЖОПУ ВЫЕБУТ ЛЕГКО»
Синие сентенции о красоте были большей частью цитатами из ньюсмейкеров прошлых лет:
«КРАСОТА СПАСЕТ МИР. ФЕДОР ДОСТОЕВСКИЙ»
«КРАСОТА СОСЕТ ХУЙ. ЛАРРИ ФЛИНТ»
«КРАСОТА ЕСТЬ ТО НЕУЛОВИМОЕ И ПОЧТИ НЕВЫРАЗИМОЕ В СЛОВАХ СВОЙСТВО, КОТОРОЕ ПОЗВОЛЯЕТ ЖЕНЩИНЕ НЕМНОГО ПОБЫТЬ СУКОЙ ПЕРЕД ТЕМ, КАК ЕЕ ВЫВЕЗУТ НА ПОМОЙКУ. КЕЙТ МОСС»
3 комментария
Мы идём воевать горе. Я и мой друг Жила Досточтимый – чтимый достаточно, чтобы женщины кланялись, а мужчины нервно подёргивали плечами! У Жилы есть галстук, и он его не носит. И ещё, кстати, он написал рассказ о том, как один студент любил девушку-миллиционера, но она его не спасла.
Больше неё он любил игральные автоматы, набрал у подруг по общежитию мобильных телефонов, тех моделей, которые с электроплитками, кухонными комбайнами и электробритвами и обещал отдать завтра. Но… снёс их в ломбард, а деньги проиграл. А девушка мент с длинной белой сигаретой в руке, посадила его в тюрьму. Самый душещипательный момент, это крик студента в зале суда –«твоя роза прекрасна». Рассказ называется «Притупление и домогательство». Жила порвал все жилы, когда его писал.
Но сейчас Жила, и я идём убивать горе! Разное горе, такое; луковое, горькое, едкое и горючие, злосчастье, горе всем и каждому, горе на раз и на два. Решили поискать его в книжном магазине. Там акция « Сожги книгу в муфельной печи». Мы не стали оригинальничать.
Жила сжёг второй том «Мёртвых душ», а я как водиться последнею главу «Евгений Онегин» в первой авторской редакции. Такие вещи сжигать всегда приятно. Прошли по полкам: Окинава Робкая «Поцелуй меня в левую половинку попы или история исподнего хламура». Цитата – «Я купила себе брэнд-тренд-зонд! В обед отсос-жопинг-прекс-фекс-пекс, на рублёвке чихуа-хуа».
Дзен Броун «Кот да инь чи», цитата – «Исус был храбрец, женился на Мандалине и поимел троих детей». После этого Жила хочет принять ислам. Знаешь как по русски Авессалом, спрашивает он? С нами Путин, отвечаю я! А беса с салом, не хочешь!? С ними Абрамович! Поэтому русских будут жарить в аду на смальце, американцев на арахисовом масле, а всех остальных топить в оливковом. Но ада на земле нет, а есть огромное горе, и мы идём его воевать! Мы с ним горе бойцы. Эх, горе на горе, да горее горя! В море бы сбросить тебя в море или топтать в пыли или на луну, всё равно она горькая и одинокая.
Горе это бесконечность среди тупиков счастья.
Мы львы Зиона, зеваем, но идём. Мы прапраправнуки Чингиза, мы такие раст…, рас…, разные но похожие, нашему горю смерть! Жила клёвый парень, не педераст, не русский фашист, не семит, не баба, не негр – его не обидишь, он потомок индейца Чингисхана, хвать топором по голове и рассказ готов. Он ненавидит горе и масскульт, симулякры и прочую корпоративную сому. А любит Жила жёлтые мигалки поливальных машин, мягкие мячики цвета терракоты и крокодилов Чуковского. Я его жалкая и бледная тень. Я облако в штанах
Грустно.
Едем с Жилой на воды, попить минеральной воды из пластиковых бутылок. Пописать всласть синтетической солью в соседнем сквере, улыбаться голопузым девкам с колье в пупочках, хвалить их зады и сиськи, короче быть любезными. Мы не плюём им в пиво, не гасим их сигареты, а пытаемся разглядеть в их глазах горе. Но встречаем только придурковатое счастье, прилипчивое как растаявшие конфеты. Жила говорит, что со счастьем мы, конечно, разберёмся, но сейчас важно отыскать горе! Нет не то горе, что показывают по телевизору.
Там горе быстрое, длиной в интервал переключения каналов. Да и кто поверит в современный кинематограф. Дозорные нас не спасают, Шварценеггер постарел, а Европа как интегрированное видео в плату земли – не тянет современные игры! Да, я забыл, я пишу тихие стихи, тихие их слышит только Жила. «Тиха, укачивает ночь,
Тархун-трава тахта – тартилла, и мы не можем превозмочь, того, что не было и было….»
Ну, как – клёво? «По неге» называется. Я вообще гений по неге. Может, вы сейчас смотрите на меня с высоты, значит, вы просто стоите на балконе. А мы идём с Жилой, как писал Саша Чёрный – «Засунувши гордые руки, в триковые стильные брюки».
Вообще я понял, что самый крутой поэт,это Белый.
После Белого друзья, не читайте ни…. А после Жилы Досточтимого вообще слепнешь наглухо. Вот сейчас заходим с ним в магазин за одесской колбасой, сыт горе-войной не будешь. Рядом с мобилками, девочка торгует аудиокассетами и Жила у неё спрашивает
– Скажи любезная, а что из хороших песен порекомендуешь.
– сборник «Запретная зона» есть или вот ещё «Этапом северным», хорошо.
— А по романтичней, где горя много, есть?
– Ну, тогда может «Навек в лагеря» или «Неволя — родина»
— А нет у вас, чтобы просто, навек Родина, северная, пусть запретная, но только чтоб без ЗОНЫ, говорит ей Жила.
– Нет, без Зоны, хороших песен о Родине!
Апофеоз, взяли Краковской.
Да, и гениальных произведений в области литературы тоже нет! Вот, к примеру, Прошёл бы Сорокин лагеря, у него бы такое «Голубое сало» получилось, закачаешься. И Пелевин не курит, а пишет. Складно пишет, но не воют у него в голове матёрые волки.А так разве на века?! А мы с Жилой курим и пишем вообще на один день – нам хватает! Мы горемыки, мыкаемся в поисках горя. Только увидим его в глазах умирающего человека-бомжа или в зеркале, как оно тут же исчезает. Расчетливое сука горе. Но мы его найдём, мы же горбатые….
Продолжение следует! Положение обязывает! Да и задача поставлена – сеять горю смерть!