КИНОПРОЗА

Десять, и две истории, как одна.

1
Я достал сигарету, после фильма Рауля Руиза, короткого фильма про девочку антрополога и слепого кинолюбителя… Я зажёг спичку, но смотрел мимо огня, в окно. По улице шла некрасивая женщина, и я понял, что смогу обладать её телом. Так что же, это такое любовь? Возможность обладать, но не делать этого или возможность обладать, отдавая себя. Как можно обладать другим, если с тобой рядом твоя или твоё или твой, а если ничьё? Ты держишь меня в ладони, а я держу тебя, и наше личное время, становится общим. Я остро ощутил отсутствие Бога в себе – его не было среди травы и деревьев, но я знал, что где-то рядом он есть, я не был атеистом, как слепой кинолюбитель. Я смотрел мимо догорающей спички, мимо чахлой акации в горшке на подоконнике (красное семечко я привёз из Египта), мимо разных женщин в летних платьях, на которых сыпались цветы белых огромных акаций за окном – я больше ничего не видел. Я совсем не видел боли и радости, я не видел покоя и страсти, я не видел террора и смерти.
Я, наверное, стал невидимка. Я, наверное, стал острой булавкой, я, наверное, устал. И только поэтому я лёг на ковре из конопли, посредине своей кухни с незажженной сигаретой в зубах….

2
В отличие от героя фильма Вима Вендерса «Ложное движение», я чётко представлял, что со мной, мне тоже нравилось слово оцепенение. Оцепенение, я лежал и повторял это слово, но представлял себя героем другого фильма « В белом городе» Алена Таннера, в котором я встречаю молодую Настасью Кински с такой же грудью, как и, у моей жены. Я целую её соски…. Интересно какой у неё запах, а может это и есть моя жена, только зовут её по-другому…. Мы приехали в один и тот же город разным транспортом, из разных мест, мы познакомились с ней в баре гостиницы, где жили в разных номерах. Я сказал ей здравствуй жена, я так соскучился по тебе, ты знаешь я хотел попробовать какая Настасья Кински на вкус, родная или нет, но не хочу она уставшая, и я не чувствую её запаха. Поэтому я бродил по улочкам города, поворачивал то налево, а то и направо, всё равно не было никакой разницы, и иногда я шёл прямо. Давай долго помолчим и выпьем много крепкого кофе, а я буду любить тебя глазами, у тебя новые глаза… Вчера ночью, я шёл в темноте по коридору нашей квартиры выставив руки вперёд, чтобы не удариться лбом об открытые двери. Я нашёл на кухне недопитый чай, съел запеченной рыбы, и белый перец щипал мне язык. Хочешь, я придумаю тебе десять любовников-друзей или одного –
у которого в одном кармане часы, а в другом билеты на поезд? Я могу придумать себя торопящегося к тебе на свидание и опоздавшего навсегда. Но я успел, и билеты были в кармане и часы на удалявшемся вокзале и полная луна, и ты навсегда.

3
Априори счастье, счастье без катарсиса, счастье пусть даже на каталке в морге, счастье как зубная боль, счастье новое, счастье собирателей трюфелей, долгоиграющее счастье коитус, счастье миллионов детей раскусивших жевательную резинку, счастье пошлость, счастье поделка, счастье флешмоб, счастье спам, счастье навсегда, счастье которым сыт по горло, но продолжаешь быть счастливым. Господи, хочу просто быть, хочу просто быть, не в счастье, а в целом!

4 «-Люди в пароходной компании сказали, что ты исчез, и спрашивали где-ты?
— Я дезертир.
-Что?
— Есть же такие, кто хочет только спать, гулять, мечтать, спать и больше не двигаться…»
« В белом городе» А. Таннер
Больше не двигаться в белом городе, в белом саване, в белом молоке тумана, в белых ночах, в белых днях, больше не двигаться в бытие, но однажды чистым пронзительным утром, пойти на неверных ногах, да, наверное, верной дорогой.

4 комментария

5. Мы были с тобой в белом городе, город назывался Ия, город был на острове.
Фиолетовая глубина вечернего моря жгла глаза. Солнце загнало нас в маленький бар.
За стойкой девочка резала ананас. Сладкий сок капал на спящую собаку. В городе был фестиваль гангстерских фильмов – плакаты на стенах стреляли из длинных кольтов. В правом углу, напротив стойки, стоял стол с огромными стопками дисков с модной клубной музыкой, а из музыкального центра, звучала итальянская эстрада 80-х годов – «Sara perche ti amo…»
Мечты сбываются, реальность кино в реальности жизни. Почему я так сильно люблю тебя? Я испытываю такую свободу только с тобой. Свободу от условностей и мелкой суеты обладания, свободу от страха и свободу от падения тысяч жарких комет. Свободу в тебе, Свободу от себя и до тебя.

Я
всё-таки расскажу тебе эту историю, слушай внимательно жена.
Мы были в том баре, помнишь, когда забежал тот кучерявый парень в белой рубашке и линялых джинсах – он сунул мне в ладонь плотный конверт и сказал, « Я найду вас, сохраните».
Когда он ушёл через запасной выход, девочка за стойкой не повела и носом.
Затем в бар зашёл человек в чёрной фетровой шляпе и чёрном костюме. Его скрипучие лаковые ботинки звучали на все лады, ктряк-скряк. Я сразу понял, что нужно быть очень осторожным, а ты продолжала беспечно болтать для вида. Я повернулся к официантке, чтобы заказать лимонад – уходить сразу было нельзя. Заодно я наблюдал за её взглядом, но она нас не выдала. Человек с прямой спиной и седыми с просинью усами, в чёрном, точнее серо-чёрном костюме, в полосатой хлопковой рубашке без галстука, но с застёгнутыми верхними пуговицами, в протяжно скрипучих чёрных лаковых ботинках, сразу подошёл к нам. – « У вас есть то, что мне нужно, отдайте это мне», вкрадчиво произнёс он, наклоняясь к твоему уху. Твои глаза начали менять цвет, и я подумал, что ты очень зла. Твой молчаливый, изумрудный взгляд был просто великолепен – пауза была звонкой как медь. « Сударь, что может быть такого у моей жены, что нужно вам», твёрдо спросил я, его седоусое надменное высочество. И тут ты ввернула это…
« Вы элегантный мужчина, но это я даю только своему мужу и своему любовнику».
И зачем ты произнесла эту лживую фразу? Длинный Смит энд вессон с плаката смотрел тебе прямо в лоб. «Знаешь женщина-дитя (меня сей тип, продолжал игнорировать), как мне трудно ходить в тёмных одеждах, как гробовщику среди этого яркого и настойчивого солнца?
Но я умею ждать ночи, тогда я могу расстегнуть ворот рубашки и передохнуть.
» У вас аллергия на солнце«, участливо спросила ты?
»У меня аллергия на людей, которые лгут«, ответил он и громко добавил „ Я не буду наказывать лжецов сегодня, но ты женщина-дитя станешь другой навсегда“. Я не успел вскочить со стула, и возмутиться его наглостью, как он повернулся и, заскрипев ботинками, растворился в белом от солнца дверном проёме. Благо в маленьком баре до двери было всего два шага.
»Кто этот человек?«, — взволнованно обратился я к девушке бармену.
Господа успокойтесь это сумасшедший актёр, уже три дня он играет роль мафиози, у которого украли дочь. Просто у нас фестиваль, кивнула она на афиши. И у старика от жары
помутилось в голове, он никогда не был женат, и у него нет дочери – тараторила она.
Тогда мы, чувствуя некий осадок, долго спорили хороший ли он актёр. Почувствовав усталость от нервного напряжения, мы пошли в свою маленькую комнату у моря, и уже войдя в дом, ты вспомнила про конверт. Так вот я обманул тебя, что выбросил его под стол в баре. В конверте был ключ и адрес – это были шикарные апартаменты, поблизости от нашего более чем скромного дома. Вечером мы изрядно выпили густого и сладкого вина. После истерического секса и признаний в любви, ты уснула. Я пошёл туда и обнаружил там труп девушки, очень похожей на тебя, но это была не ты. Вот почему мы спешно покинули белый город, и утренняя синь моря резала нам глаза, и катер вёл какой-то безумец, мы были солёные от брызг. Но я чувствовал также и соль своего страха.
ТЫ
Знаешь странно, но я не помню этого человека, совсем. Так чёрное пятно, на фоне белой двери. Ночью я проснулась, южная тьма была пронзительна. Так значит, не ты ласкал меня в этой тьме, молча и исступленно, я кричала, а не ты молчал. Я была холодна, истекала влагой, а не ты горяч и напорист. Я не забуду это никогда. Я думала, что это игра в молчание с тобой, а это была немота другого. Дыхание. Без голоса. Он просто привстал с меня и откатился на другой конец кровати, а я провалилась в южной черноте ночи в глубокий сон, без сновидений.
Утром ты не дал мне даже принять душ и заставил срочно паковать вещи, потом бежать, спотыкаясь к канатной дороге, и катер резко и отрывисто, как-то толчками вёл молчаливый моряк и мы были солёные от брызг. Но я чувствовала и соль от той ночной любви. Ты прижимал моё трепетавшее под тонким платьем тело, целовал глаза и говорил, что я стала какой-то другой, какой-то загадочно красивой. Так вот я не говорила тебе, но та прошлая я, умерла на том острове. Уже на корабле я посмотрела тебе в глаза и поняла, что могу убить тебя, нелегко быть с мужчиной который изменил всю тебя без остатка за одну ночь или это был не ты?

6. В фильме Хусарика „ Чонтвари“, герой бегает по улицам южного города и встречает самого себя. Он не может убежать от наваждения в себе или от себя самого. Так и я верчусь волчком в огненном сиянии белого города на скалах. Я мотаюсь во мгле разума от дома к дому, я запутался, где живая ты и мёртвая не ты, как будто ты. И я открываю тихо, украдкой двери, я сильно пьян, я уже проглотил мерцающий порошок, который рассыпали на меня южные звёзды. Громкий топот по мостовой и предательски-скрипучие, деревянные, тяжёлые двери. Я заплутал, луна посвети мне. Я запутался, где мёртвая ты и живая она…. Всё. У нас закончилась киноплёнка… Я плут.
7. Когда ты, Антимарина, уехала в Намибию сниматься у этого мерзкого белого режиссёра я долго не находил себе места. Меня приглашали достраивать собор Гауди в Барселону но я отказал. Сколько можно его строить, уже с далёкого 20 века кто-то постоянно дорисовывает его чертежи. Хотя я тоже приложил руку – на одной из анфилад есть два сине-чёрных маленьких ангела топчущих друг друга ногами – знай это моя работа. Так вот непонятно, насколько перспективна в плане добытой тобою еды эта нудная кинодрама из жизни чуждых нам белых людей. Я плевал на толерантность, я плевал, что белый это ругательство. Эта повсеместная одурь, завела нас так далеко, все эти расовые прививки по изменению цвета кожи, потеря и приобретение меланина за деньги…. Теперь и не встретишь даже нормального японца. Мне чёрному парню из центра Европы, конечно, плевать, на твои увлечения, но подумай, что мне оставалось делать…

Центр межконтинентальной занятости послал меня на Курсы по «успешной добыче кровавой нефти» в Персидский залив. Я давно решил бросить временную работу архитектора. Конечно, был ещё и набор в штат «всемирной полиции контроля беременности». Но там работают одни импотенты и стерилизованные стервы. Так вот на этих курсах я и встретил Марину. По настоящему я увидел её, когда мы радостные скакали, держа в руках первые пробирки добытой нами кровавой нефти. Марина позвала меня к себе отметить это событие, и мы ели норвежскую жирную сельдь, пили кетчуп и запивали это всё фиговым вином – наши животы урчали от счастья. Марина была как чёрно-белый кит – лощёные чёрные волосы и белое лицо. Грудь, живот и ноги, и…, да она вся нравилась мне. Она одарила меня столькими поцелуями, сколько астероидов на небе.
Ещё она умела пить из меня сок любви так, что я левитировал. Она заставила меня забыть твоё настоящее имя – вот почему я зову тебя Антимарина. Потом мы добыли свои золотые 10 баррелей нефти и передали их в дар правительству Курдистана. Марина уехала хоронить последний Ливанский кедр. А я ушёл в горы рисовать чужую весну и закусывать овечьим сыром свою улыбку. Думаешь если я, привезу её домой, мы сможем жить вместе? Как здорово Антимарина, Марина и Я….
«Я не буду смотреть этот дурной футуризм, где в главной роли какая-то Марина», сказала ты, выключая проектор. Мне было немного обидно – это был мой первый сценарий, и мне хотелось услышать твой ответ на вопрос о совместном проживании с Мариной. В фильме ты соглашалась на всё в надежде, что я вспомню твоё забытое имя…

8. Сколько можно играть, проигрывать или выигрывать?! А можно я буду просто жить, жить настоящим, жить, а не играть роли? А можно я просто буду: идти этой ночью среди фонарей в сторону тебя, целовать твои губы и не спрашивать, зачем и кто ты, можно я прижмусь к твоему сердцу, и оно будет биться вместе с моим. А можно я перестану спрашивать нас…. Сколько можно играть роли благочестивого и порядочного человека или безразличного ко всему шалопая, антиморального, живущего в ритме жёсткой необходимости нечестивца, грустного человека, весёлого балагура, запойного пьяницу, бывшего наркомана, да кого угодно.
Сколько можно играть, где кончается эта сцена и начинается настоящее пространство бытия? И где тот полустанок, причал, маленький дом или место под деревом с плодами, где можно жить полной жизнью, где истончается игра, гасят свет, опускают занавес, закрывают окна и занавешивают шторы… Мы лежим обнажённые и как будто приклеенные к друг-другу. Уставшие без любви, уставшие от любви, уставшие в любви, уставшие с любовью, уставшие от игры в любовь. Мы живём — здесь и сейчас, а завтра режиссёр смоет весь фильм и не останется даже целлулоидных снов. Но если мы прекратим играть, и станем просто жить, жить, не усложняя бытие игрой, будем ли мы вместе или нам будет всё равно?

9. Я ехал по городу, и мой взгляд цеплялся к людям. И вдруг я стал ласкать их взглядом, ласкать их несовершенство и красоту, мне захотелось целовать им руки, разгладить морщины на усталых лицах женщин, залечить глубокие ссадины и раны на теле мужчин. На мгновение мне показалось, что многие душою мертвы, будучи ещё живыми, и я захотел их оживить. На мгновение мне показалось, что я в силах сделать это своей любовью. Мне казалось, что чем не совершенней и ущербней был человек, тем больше я любил его. И вдруг я остро почувствовал, что они прекрасны: и волосы их сожжённые краской, и губы их карминово-красные от помады, и пропитанные ночным потом тела гуляк прекрасны, и заскорузлые непромытые руки тружеников. Их слепые глаза и горбы. Их скрюченные тела от боли, и толстый жир на боках и истеричная худоба. Их вопль и отчаянье. Их безразличие и опустошенность.
А вот только я уродлив в своём внутреннем аду, который пытаюсь в своей дивной прелести, называть раем, и тяну свои мерзкие жадные руки к этим красивым людям, в надежде дать исцеление и помощь, нет не многим, а себе, ненасытной утробе своей, змею во мне сидящему…
Андрей, донеслось в ночи, Андрей иди спать, хватит бодрствовать, проснись!

В наушниках играл свою грустную музыку Kenny Wheeler. А мимо шёл 1978 год, а я опять спал и стрелял, прячась за спинкой дивана в парней с длинными кольтами, я очень устал от игры, но продолжал говорить свой монолог воображаемому противнику…
Андрей, хватит, проснись….

10. Я разучился плакать…. Kenny Wheeler и другие люди сыграли свою музыку, в которой было пространство жизни, бескрайнее пространство, где мы одни и вместе, навсегда со всеми своими возлюбленными. Аквамариновые волны сливаются, с синим небом и одинокий пирс, и мы плывём в вечность. Цвет вечности Синий! А может, это был цвет мгновения…

Чтобы оставлять комментарии, нужно или зарегистрироваться.