Андрей Гридасов
Андрей Гридасов, 1999-2005
«Я никогда к своим стихам не относился серьёзно, просто нравилось это детское чувство игры. Возможно это был повод разбить то самое стекло, собрать себя по кусочкам словам, засвидетельствовать некую квинтесенцию артекфактов и уловить неповторимость своего состояния – тем самым удостовериться, что Ты есть.»
Ясиру Арафату
Прочитал человек Хайдеггера,
Умер – лежит под землёй,
Укрылся как одеялом, а в голове
Остались бытие и время –
Эта метафора вечности,
Распадаясь и рассыпаясь на
Мета элементы-осколочки,
А что в голове у Ясира Арафата,
Лауреата нобелевской премии:
Мама, мировое признание, бомбы,
Сласти из детства, сожжённые деревни…
Временность и историчность
Мыслящей субстанции
В бесконечности…
Грустно, я не помню его молодым –
День Земли, красивые парни с оружием –
«Палестина мать родная,
Мы тебя освободим!».
Иногда он был похож на
усталого еврея, но умер,
как араб во Франции,
он был очень печальным поэтом,
и я посвящаю ему стихи,
и прошу у Бога – Милосердия для Мира, Милосердия для мира, Милосердия для Мира!
Бальмонту
Я час резвился как чавыча,
А за щекою черемша,
И мироздания отмычка
На кончике карандаша.
Упал, запутавшись в ромашке –
В шести молочных лепестках,
По солнцу ползает букашка
И стрелка плавает в часах.
Уснула бабочка в полёте,
На нити чахнет паучок,
А муравей застрял в работе
Сюртук, повесив на сучок.
Звенят кузнечики челестой
Журчит над ухом стрекоза,
В бору от зноя сосны треснут –
Смола прозрачна как слеза.
Чик чик чирик, порхнула птичка,
И в чаще дятел зачастил,
А чёрный дрозд нагрел яичко –
Он чёрный выбился из сил.
Лежу над миром я в ромашке,
Сквозь пальцы времечко течёт…
В черешне чесуча рубашки,
Ах, как не хочется в сачок.
Утренний трип
Прыгнул в почти пустой автобус
На остановке
Резко закрылись двери,
И как это часто бывает
С нами, я ехал, не думал
О том, что еду, куда
Направляюсь за радостью.
Мимо пробегали машины, усталые люди,
Деревья, дома и ещё одна осень,
Рядом пробегала жизнь –
Погоди, увидимся позже…
Плясала под нами дорога,
Перекрёсток иллюзия выбора –
Автобус идёт по маршруту,
Согласно расписанию
Проехали остановку,
А если мне плохо?
Да я пропадаю,
А аптечка, как всегда
У водителя!
Так всегда бывает,
Как в кино – подходят
Люди, смотрят мимо в глаза,
Говорят о Боге, хлопают в ладоши,
И не чувствуют грусти,
Хотят лета и чего-то ещё,
Не скажу так сразу – не знаю,
Надо спасаться на краю,
Желания неутолимы,
И автобус пойдёт в парк,
А аптечка всегда у водителя.
Как другие могут радоваться,
Неужели им не больно?!
Покупают еду в супермаркетах,
Работают ради денег,
Смотрят кино, и новости
Всегда страшные, очень…
Для них включают радио с песней,
И они едут в парк молча,
Они оплатили проезд,
А мне надо спасаться –
Читаю заветную надпись:
Дёрни шнур, надави на клапан,
Возьми молоток, и разбей стекло.
Дёрни шнур, дёрни шнур,
Надави на клапан,
И разбей…
Барто
У каждой буквы есть
своё обыкновенное имя,
буквально из разных имён
рождаются новые имена,
Агни и Я, Агния, я
Как гностическое заклинание,
страсти людские пылают кострами.
Не минуя богов индуизма,
Агния ты Агарь бытия
Приведёшь к мифологии Барта
В театр Арто к Аги-Хану
в Европе,
светящиеся письмена
пляшут на языке
варварского наречия
моментально прочерчивая
имя БАРТо, бАРТО, бАРТо
рычит и рокочет
позитивным стихом –
кому-то в жизни
повезло – Барто,
он просто распахнул
окно в барто,
в свежий вечер –
попросил Агни и, я Агния
БартО, Барто, барто.
В ноябре 2004
На земле в землянике
Мне земля в землянике казалась поляна-полянкой,
Между именем Бергмана и отечеством Леннона,
Где встретились Хвост без «Аукциона»
И Мамонов с гитарой, ах
Они ели ягоду из горки горстями,
Пили водицу из ключей за поясами,
А травинки щекотали им ноздри, да
По усам разбегались по щетинкам колючим –
Потряси бородой, седину за ушами не спрячешь.
Часто в прошлое сорит пошлое настоящее,
АхАхА они не спали безгодно,
Не кидались рябиной, и поседели
Случайно как люди на полянке своей,
Ах-Ах-А не грибы виноваты,
что в бору рядочками стояли,
Нет не гирлянды жаркие зимой
хрустели под пятками каликов…
Да нет уж, гербалайф не жрут жрецы в России-родине,
Все секты, лишь блошки на её сосцах,
Да мы их губами проговариваем.
А вы пророки с бубенцами и драйвами,
А вы поляне за польками с кайфами –
Падём в кусты смородины с шарфами Есенина,
Когда пролают за балалайками дружки лохматые,
А во пруде рыба-злата с хвостом красным краскою,
Держись репейник осенью за терновник в шиповнике,
А есть ли в Париже хорошая улица,
А знают Кокто или как его кто называют.
Ах, за гибкой веточкой не спрятать небо пасмурно,
Но всем Москва хороша да не нашим,
Если что бичом-почём по мозгам…
Ау, Хвост без гитары напой
худо-бедно про дали нам песню,
Масса Пётр расскажи, как ты видел его
Этим ягодным летом, вовеки…
Мимо нежной, усталой Земли паутинки,
А на томике Лема ленивая мошка –
Осторожно закроются двери древляне
На земле в землянике навеки.
«КРЕСТ
(КОНЕЧНАЯ ТОЧКА ПУТИ)
С ОБОЧИНЫ
СМОТРИТСЯ В ВОДУ КАНАВЫ
(МНОГОТОЧИЕ)»
Ф. Г. ЛОРКА
Я твоё повторяю имя,
По ночам, во тьме молчаливой,
Когда собираются звёзды
К лунному водопою.
Тяжкие цепи сдавили
Память мою до боли…
И птица, что щебетом звонким
Умеет расписывать вечер,
Томится теперь в неволе.
Минувшее невозвратимо,
Как камень, кануло в омут.
А в сонме ветров просветлённых
Жалобы не помогут.
Стоны мои не услышат
Те, кто в любви сегодня
Срывают губами розы.
Не видят слепыми глазами
И верят прикосновеньям…
Они знают только глаголы,
Им не знакомы вопросы…
Тела составляют экслибрис,
Далёк ещё перекрёсток.
ПОСЛЕДНИЙ МИКАДО.
Сутулый, больной,
Да, я кашляю слякотью,
Но шкипер известный –
Дрожат кашалоты,
Я выгнулся трубкой,
Как юнга на мачте.
Мечты сплюнув желчью
От жвачки табачной.
Дождь хлещет, ночь –
Листик пустячный,
На ниточках ветер
Уносит на север.
Дождь чаще, но
Юнги, умытые ромом,
Ласкают мой взор,
Между дном и тем домом,
Который зигзагом
На берег с зефиром
Рассыпался тенью
Садов мавританских –
Там мирно пасутся
В ночи минотавры.
С китарой, большой,
Также шаркает, с клёкотом
Крадётся сатир –
Он мобильный, как цифра,
Что льётся в песочных
Часах капитана,
Его породившего
В злобной горячке.
Он жжёт и желает
Всех жён желторотых,
Он жаркий, как жерло
Расстрелянных пушек,
Но я не боюсь его
Липких объятий,
Панический ужас
Пусть юнгу тревожит…
Я рву такелаж
Своим палевым взглядом,
Срезаю волну –
Я последний микадо!
***
Слепень калевала,
Калевала и только,
А только не валко,
Не колко ни сколечко,
И вол у калитки –
Калека до окликов,
А коли завалится
Воля на корточки?
****
Сатана, привязанный
К моим ногам,
Не делает
Меня султаном,
Даже если
Наденешь сутану.
Но увеличивает груз
Памяти…
В ворохе сгнивших листьев
Копошатся мошки,
Как чуждые мысли…
Шаг
На шаг вперёд
Каждый час,
Каждый
Провороненный миг –
Смерть начинает
Успешный блицкриг.
Мат,
Математика, лирика…
Смерть в ночи на ять,
А она
Привязанная
К моим губам,
Членам-чреслам,
Чаяньям
И надеждам…
Возвращает
Меня в Божий день,
В ожиданье суда
И жизни.
****
Где-то, над вечностью,
Не обязательно в Тибете.
Где-то в тебе и во мне
Разгорается пламенем
Дикая страсть,
И тонкие пальцы,
Как горящие свечи,
Сквозь холодную кожу
Испепеляют сердца.
Лишь в конце ноября,
Среди ласк и пощёчин,
В первобытных желаньях
Распознаем грехи.
И усталые плечи
Понесут смену лун
Да злодейку судьбу,
Обходя, как беду, города,
И где-то над вечностью,
Не обязательно на Земле,
Между мной и тобою
Сверхновая вспыхнет звезда…
666
Никогда это больше чем прошлая жизнь,
На века – в ледяной пустоте, навсегда.
Есть ли вечность вокруг или мы миражи?
Что такое беда, как не просто вода –
По каналам морщин растекалась слеза,
И, нет сил, я наш ужин годами солил.
Горизонт. Вспыхнет вечное небо – гроза.
Страсть слепую – не дождь, а мой крик погасил.
Столько было надежд, как морского песка,
И талант быть собой, только не было сил…
***
Приземление – не имеет значения –
Хоть в старое, бутафорское кресло…
Главное выдумать время и место,
Не испугаться глубины погружения
В подсознание – не минуя те станции,
Где смотритель не ведает тонкости,
Где же он расположен на плоскости,
У какой из двух граней, держать дистанцию.
Мы свободны во всех своих увлечениях,
Также дышим, не смотря на усталость,
Только той жизни уже не осталось,
Когда стал ясен верный путь назначения.
Речь осенью без бемолей.
Диез, до-ми-ре,
Помирать в октябре
Без сочувствия и аспирина –
Маленьким, зябким комочком?
Дождь, как косточки от алычи…
Рядом тонет располневшая балерина,
И пирсинг у неё – знаете где?
А впрочем, по субботам она
Не ходила (хотела) работать.
Всё искала отца – это видно
По крови от матери, ой-ли?
Китаянкой нарядной меня завлекала,
Всё уставшие бёдра мои разминала,
В решете с косогора мне воду носила,
И казаться влюблённым меня не просила…
Да, а пирсинг у неё в голове,
И зачем это надо в каком-то журнале.
Дождь, как косточки от ткемали
Или как пули – бьёт по глазам…
Рядом похожие все люди братья
Мимо с сёстрами прошагали.
Эй, давай поднимайся сам –
Не бросать же брюхатую балерину,
Маленьким влажным комочком
На корточках стонет,
Помирать в октябре –
Дудки, больше жидкости, писать
И не верить врачам,
Бекар, до, ми, ре…
Ещё одни страдания
Я гармонист, а вовсе не поэт,
Храню в себе поэтики останки,
Поэзии, которой больше нет:
Катрен, катана, кобра, континент,
И невозможности восторженный дуэт –
Орфея и растерзанной вакханки.
Словесность в век изящества на век
Речей игривых от смешного люда,
Телесность примеряет человек –
Где смерть свинцовой глыбой чёрных век,
И свет померк, и курам на смех снег
Приносит южный ветер ниоткуда.
Я гедонист, гурман-дурман, эстет –
В моих курильнях фимиамом строчки –
Цезура, цитадель, цена, цветочки,
Попкорн в кино для непоседы дочки,
И в ежедневном пиршестве обет –
Рубить узлы, из слов мотать клубочки.
Геральдикой не каждый увлечён,
Им не известны пыльные штандарты,
Я на руках и на щите – зато на чьём?!
Поддержанный могильщика плечом –
Мне горячо и в красной речке чёлн,
Приветствую вас бестии, бастарды.
Но не вместил страданий древа лист,
Плела венок жена моя Гекуба,
Ценою красной вписан компромисс,
Полёт клинка, как дикой птицы свист –
Катаны холод жаркий, мой каприз
Твой поцелуй в немеющие губы.
23 Ноября-2004 г
Стихи, написанные французским карандашом.
«Гроб вполне хорошая посуда,
Во гробу не было бы мне худо…»
Алексей Хвостенко
Губами на гроб,
Ах, обивочка тёплая,
В бархате синем
Еловые досточки,
Небо глыбокое
Дождиком соткано
В поле забеленном
С чёрными окнами.
Губы горячие,
Слёзы щенячии
Сохнут в гербарии
На подоконнике,
Губы потрескались,
Ветка орешника…
За горизонтом
Всё тихо, спокойненько,
Лес да холмы,
Как проплешина лешего,
Зайцы бегут,
Под кустарником пролежни,
Вот принимайте
Святого и грешного,
Вы поминайте
Святого и грешного –
Мы запятые
Написанной повести.
Плачут горячие,
Кушайте – подано,
Пейте – потеряно,
Пачкайте – продано,
Гулко на гроб
Валют почву и камушки,
Сгинем, не сгинем,
Ни строчки, ни весточки…
В землю набухшую
Прутики-веточки,
Будут весной
Сдоба-булка, конфеточки,
Детки, детишки, детишечки, деточки
Нет ветерка
По деревьям шуршащего,
Глазки незрячие –
Ночь настоящего!
Кто я такой
Кто я такой, скажи мне кровь?
Пласт чернозёма, чёлн золотой…
Я в речке Смородине
Смыл все свои родинки.
Вам новыми гуслями
Скажу песни русские –
Про красную горлицу,
Да горюшко-вольницу,
Где гордые вятичи?!
Лишь камни горячие…
А чудь угро-финская –
Сосна исполинская,
Средь тундры нехоженой,
Лишайник с морошкою.
От козней хазаров
Сбегаю к татарам
Иль к тюркам-жужаням,
В степи возмужаю,
Я с чубом хохлятским
И с пляской карпатской
Пройду над Литвою
К студёному морю.
С хоругвью хорунжий
За белою стужей,
Увидел дорогу
К суме, да острогу…
Кто я такой, всё лью пот и кровь –
Кошка на печке, мир да любовь,
Но стану каликою
За степью великою,
Где русским собором,
За Куром-забором
Я буду причислен,
К тем – ищущим Жизни.
Я черту переступил….
А. Маковский
Зачем я куда-то поеду
Обманутый не тобой,
распил чекушку с соседом –
в башке полыхает огонь,
а мне бы везде дозвониться,
до вас достучаться – как?!
Я даже не нужен милиции,
Меняю клобук на кабак.
Я Даше не нужен, и нате,
проткнули мне шилом зоб…
Я плетью привязан к кровати
и камнем положен в гроб,
Потеряны все чемоданы –
Слова из прошлых стихов,
Пусты у науки карманы,
Стаканы без берегов.
А Киев с Москвою рядом –
Пшеницу их съела ржа,
Политик игривым взглядом
Стрельнёт в алкаша и бомжа
Я ж пьян неземною грустью,
Бродяга сибирских троп.
По русскому захолустью,
Где зонтик раскинул укроп
Звенит васильковое лето,
На щебне шершавый рассвет,
Зачем я куда-то поеду?!
Меня всё равно здесь нет.
«Я никогда к своим стихам не относился серьёзно, просто нравилось это детское чувство игры. Возможно это был повод разбить то самое стекло, собрать себя по кусочкам словам, засвидетельствовать некую квинтесенцию артекфактов и уловить неповторимость своего состояния – тем самым удостовериться, что Ты есть.»
Ясиру Арафату
Прочитал человек Хайдеггера,
Умер – лежит под землёй,
Укрылся как одеялом, а в голове
Остались бытие и время –
Эта метафора вечности,
Распадаясь и рассыпаясь на
Мета элементы-осколочки,
А что в голове у Ясира Арафата,
Лауреата нобелевской премии:
Мама, мировое признание, бомбы,
Сласти из детства, сожжённые деревни…
Временность и историчность
Мыслящей субстанции
В бесконечности…
Грустно, я не помню его молодым –
День Земли, красивые парни с оружием –
«Палестина мать родная,
Мы тебя освободим!».
Иногда он был похож на
усталого еврея, но умер,
как араб во Франции,
он был очень печальным поэтом,
и я посвящаю ему стихи,
и прошу у Бога – Милосердия для Мира, Милосердия для мира, Милосердия для Мира!
Бальмонту
Я час резвился как чавыча,
А за щекою черемша,
И мироздания отмычка
На кончике карандаша.
Упал, запутавшись в ромашке –
В шести молочных лепестках,
По солнцу ползает букашка
И стрелка плавает в часах.
Уснула бабочка в полёте,
На нити чахнет паучок,
А муравей застрял в работе
Сюртук, повесив на сучок.
Звенят кузнечики челестой
Журчит над ухом стрекоза,
В бору от зноя сосны треснут –
Смола прозрачна как слеза.
Чик чик чирик, порхнула птичка,
И в чаще дятел зачастил,
А чёрный дрозд нагрел яичко –
Он чёрный выбился из сил.
Лежу над миром я в ромашке,
Сквозь пальцы времечко течёт…
В черешне чесуча рубашки,
Ах, как не хочется в сачок.
Утренний трип
Прыгнул в почти пустой автобус
На остановке
Резко закрылись двери,
И как это часто бывает
С нами, я ехал, не думал
О том, что еду, куда
Направляюсь за радостью.
Мимо пробегали машины, усталые люди,
Деревья, дома и ещё одна осень,
Рядом пробегала жизнь –
Погоди, увидимся позже…
Плясала под нами дорога,
Перекрёсток иллюзия выбора –
Автобус идёт по маршруту,
Согласно расписанию
Проехали остановку,
А если мне плохо?
Да я пропадаю,
А аптечка, как всегда
У водителя!
Так всегда бывает,
Как в кино – подходят
Люди, смотрят мимо в глаза,
Говорят о Боге, хлопают в ладоши,
И не чувствуют грусти,
Хотят лета и чего-то ещё,
Не скажу так сразу – не знаю,
Надо спасаться на краю,
Желания неутолимы,
И автобус пойдёт в парк,
А аптечка всегда у водителя.
Как другие могут радоваться,
Неужели им не больно?!
Покупают еду в супермаркетах,
Работают ради денег,
Смотрят кино, и новости
Всегда страшные, очень…
Для них включают радио с песней,
И они едут в парк молча,
Они оплатили проезд,
А мне надо спасаться –
Читаю заветную надпись:
Дёрни шнур, надави на клапан,
Возьми молоток, и разбей стекло.
Дёрни шнур, дёрни шнур,
Надави на клапан,
И разбей…
Барто
У каждой буквы есть
своё обыкновенное имя,
буквально из разных имён
рождаются новые имена,
Агни и Я, Агния, я
Как гностическое заклинание,
страсти людские пылают кострами.
Не минуя богов индуизма,
Агния ты Агарь бытия
Приведёшь к мифологии Барта
В театр Арто к Аги-Хану
в Европе,
светящиеся письмена
пляшут на языке
варварского наречия
моментально прочерчивая
имя БАРТо, бАРТО, бАРТо
рычит и рокочет
позитивным стихом –
кому-то в жизни
повезло – Барто,
он просто распахнул
окно в барто,
в свежий вечер –
попросил Агни и, я Агния
БартО, Барто, барто.
В ноябре 2004
На земле в землянике
Мне земля в землянике казалась поляна-полянкой,
Между именем Бергмана и отечеством Леннона,
Где встретились Хвост без «Аукциона»
И Мамонов с гитарой, ах
Они ели ягоду из горки горстями,
Пили водицу из ключей за поясами,
А травинки щекотали им ноздри, да
По усам разбегались по щетинкам колючим –
Потряси бородой, седину за ушами не спрячешь.
Часто в прошлое сорит пошлое настоящее,
АхАхА они не спали безгодно,
Не кидались рябиной, и поседели
Случайно как люди на полянке своей,
Ах-Ах-А не грибы виноваты,
что в бору рядочками стояли,
Нет не гирлянды жаркие зимой
хрустели под пятками каликов…
Да нет уж, гербалайф не жрут жрецы в России-родине,
Все секты, лишь блошки на её сосцах,
Да мы их губами проговариваем.
А вы пророки с бубенцами и драйвами,
А вы поляне за польками с кайфами –
Падём в кусты смородины с шарфами Есенина,
Когда пролают за балалайками дружки лохматые,
А во пруде рыба-злата с хвостом красным краскою,
Держись репейник осенью за терновник в шиповнике,
А есть ли в Париже хорошая улица,
А знают Кокто или как его кто называют.
Ах, за гибкой веточкой не спрятать небо пасмурно,
Но всем Москва хороша да не нашим,
Если что бичом-почём по мозгам…
Ау, Хвост без гитары напой
худо-бедно про дали нам песню,
Масса Пётр расскажи, как ты видел его
Этим ягодным летом, вовеки…
Мимо нежной, усталой Земли паутинки,
А на томике Лема ленивая мошка –
Осторожно закроются двери древляне
На земле в землянике навеки.
«КРЕСТ
(КОНЕЧНАЯ ТОЧКА ПУТИ)
С ОБОЧИНЫ
СМОТРИТСЯ В ВОДУ КАНАВЫ
(МНОГОТОЧИЕ)»
Ф. Г. ЛОРКА
Я твоё повторяю имя,
По ночам, во тьме молчаливой,
Когда собираются звёзды
К лунному водопою.
Тяжкие цепи сдавили
Память мою до боли…
И птица, что щебетом звонким
Умеет расписывать вечер,
Томится теперь в неволе.
Минувшее невозвратимо,
Как камень, кануло в омут.
А в сонме ветров просветлённых
Жалобы не помогут.
Стоны мои не услышат
Те, кто в любви сегодня
Срывают губами розы.
Не видят слепыми глазами
И верят прикосновеньям…
Они знают только глаголы,
Им не знакомы вопросы…
Тела составляют экслибрис,
Далёк ещё перекрёсток.
ПОСЛЕДНИЙ МИКАДО.
Сутулый, больной,
Да, я кашляю слякотью,
Но шкипер известный –
Дрожат кашалоты,
Я выгнулся трубкой,
Как юнга на мачте.
Мечты сплюнув желчью
От жвачки табачной.
Дождь хлещет, ночь –
Листик пустячный,
На ниточках ветер
Уносит на север.
Дождь чаще, но
Юнги, умытые ромом,
Ласкают мой взор,
Между дном и тем домом,
Который зигзагом
На берег с зефиром
Рассыпался тенью
Садов мавританских –
Там мирно пасутся
В ночи минотавры.
С китарой, большой,
Также шаркает, с клёкотом
Крадётся сатир –
Он мобильный, как цифра,
Что льётся в песочных
Часах капитана,
Его породившего
В злобной горячке.
Он жжёт и желает
Всех жён желторотых,
Он жаркий, как жерло
Расстрелянных пушек,
Но я не боюсь его
Липких объятий,
Панический ужас
Пусть юнгу тревожит…
Я рву такелаж
Своим палевым взглядом,
Срезаю волну –
Я последний микадо!
***
Слепень калевала,
Калевала и только,
А только не валко,
Не колко ни сколечко,
И вол у калитки –
Калека до окликов,
А коли завалится
Воля на корточки?
****
Сатана, привязанный
К моим ногам,
Не делает
Меня султаном,
Даже если
Наденешь сутану.
Но увеличивает груз
Памяти…
В ворохе сгнивших листьев
Копошатся мошки,
Как чуждые мысли…
Шаг
На шаг вперёд
Каждый час,
Каждый
Провороненный миг –
Смерть начинает
Успешный блицкриг.
Мат,
Математика, лирика…
Смерть в ночи на ять,
А она
Привязанная
К моим губам,
Членам-чреслам,
Чаяньям
И надеждам…
Возвращает
Меня в Божий день,
В ожиданье суда
И жизни.
****
Где-то, над вечностью,
Не обязательно в Тибете.
Где-то в тебе и во мне
Разгорается пламенем
Дикая страсть,
И тонкие пальцы,
Как горящие свечи,
Сквозь холодную кожу
Испепеляют сердца.
Лишь в конце ноября,
Среди ласк и пощёчин,
В первобытных желаньях
Распознаем грехи.
И усталые плечи
Понесут смену лун
Да злодейку судьбу,
Обходя, как беду, города,
И где-то над вечностью,
Не обязательно на Земле,
Между мной и тобою
Сверхновая вспыхнет звезда…
666
Никогда это больше чем прошлая жизнь,
На века – в ледяной пустоте, навсегда.
Есть ли вечность вокруг или мы миражи?
Что такое беда, как не просто вода –
По каналам морщин растекалась слеза,
И, нет сил, я наш ужин годами солил.
Горизонт. Вспыхнет вечное небо – гроза.
Страсть слепую – не дождь, а мой крик погасил.
Столько было надежд, как морского песка,
И талант быть собой, только не было сил…
***
Приземление – не имеет значения –
Хоть в старое, бутафорское кресло…
Главное выдумать время и место,
Не испугаться глубины погружения
В подсознание – не минуя те станции,
Где смотритель не ведает тонкости,
Где же он расположен на плоскости,
У какой из двух граней, держать дистанцию.
Мы свободны во всех своих увлечениях,
Также дышим, не смотря на усталость,
Только той жизни уже не осталось,
Когда стал ясен верный путь назначения.
Речь осенью без бемолей.
Диез, до-ми-ре,
Помирать в октябре
Без сочувствия и аспирина –
Маленьким, зябким комочком?
Дождь, как косточки от алычи…
Рядом тонет располневшая балерина,
И пирсинг у неё – знаете где?
А впрочем, по субботам она
Не ходила (хотела) работать.
Всё искала отца – это видно
По крови от матери, ой-ли?
Китаянкой нарядной меня завлекала,
Всё уставшие бёдра мои разминала,
В решете с косогора мне воду носила,
И казаться влюблённым меня не просила…
Да, а пирсинг у неё в голове,
И зачем это надо в каком-то журнале.
Дождь, как косточки от ткемали
Или как пули – бьёт по глазам…
Рядом похожие все люди братья
Мимо с сёстрами прошагали.
Эй, давай поднимайся сам –
Не бросать же брюхатую балерину,
Маленьким влажным комочком
На корточках стонет,
Помирать в октябре –
Дудки, больше жидкости, писать
И не верить врачам,
Бекар, до, ми, ре…
Ещё одни страдания
Я гармонист, а вовсе не поэт,
Храню в себе поэтики останки,
Поэзии, которой больше нет:
Катрен, катана, кобра, континент,
И невозможности восторженный дуэт –
Орфея и растерзанной вакханки.
Словесность в век изящества на век
Речей игривых от смешного люда,
Телесность примеряет человек –
Где смерть свинцовой глыбой чёрных век,
И свет померк, и курам на смех снег
Приносит южный ветер ниоткуда.
Я гедонист, гурман-дурман, эстет –
В моих курильнях фимиамом строчки –
Цезура, цитадель, цена, цветочки,
Попкорн в кино для непоседы дочки,
И в ежедневном пиршестве обет –
Рубить узлы, из слов мотать клубочки.
Геральдикой не каждый увлечён,
Им не известны пыльные штандарты,
Я на руках и на щите – зато на чьём?!
Поддержанный могильщика плечом –
Мне горячо и в красной речке чёлн,
Приветствую вас бестии, бастарды.
Но не вместил страданий древа лист,
Плела венок жена моя Гекуба,
Ценою красной вписан компромисс,
Полёт клинка, как дикой птицы свист –
Катаны холод жаркий, мой каприз
Твой поцелуй в немеющие губы.
23 Ноября-2004 г
Стихи, написанные французским карандашом.
«Гроб вполне хорошая посуда,
Во гробу не было бы мне худо…»
Алексей Хвостенко
Губами на гроб,
Ах, обивочка тёплая,
В бархате синем
Еловые досточки,
Небо глыбокое
Дождиком соткано
В поле забеленном
С чёрными окнами.
Губы горячие,
Слёзы щенячии
Сохнут в гербарии
На подоконнике,
Губы потрескались,
Ветка орешника…
За горизонтом
Всё тихо, спокойненько,
Лес да холмы,
Как проплешина лешего,
Зайцы бегут,
Под кустарником пролежни,
Вот принимайте
Святого и грешного,
Вы поминайте
Святого и грешного –
Мы запятые
Написанной повести.
Плачут горячие,
Кушайте – подано,
Пейте – потеряно,
Пачкайте – продано,
Гулко на гроб
Валют почву и камушки,
Сгинем, не сгинем,
Ни строчки, ни весточки…
В землю набухшую
Прутики-веточки,
Будут весной
Сдоба-булка, конфеточки,
Детки, детишки, детишечки, деточки
Нет ветерка
По деревьям шуршащего,
Глазки незрячие –
Ночь настоящего!
Кто я такой
Кто я такой, скажи мне кровь?
Пласт чернозёма, чёлн золотой…
Я в речке Смородине
Смыл все свои родинки.
Вам новыми гуслями
Скажу песни русские –
Про красную горлицу,
Да горюшко-вольницу,
Где гордые вятичи?!
Лишь камни горячие…
А чудь угро-финская –
Сосна исполинская,
Средь тундры нехоженой,
Лишайник с морошкою.
От козней хазаров
Сбегаю к татарам
Иль к тюркам-жужаням,
В степи возмужаю,
Я с чубом хохлятским
И с пляской карпатской
Пройду над Литвою
К студёному морю.
С хоругвью хорунжий
За белою стужей,
Увидел дорогу
К суме, да острогу…
Кто я такой, всё лью пот и кровь –
Кошка на печке, мир да любовь,
Но стану каликою
За степью великою,
Где русским собором,
За Куром-забором
Я буду причислен,
К тем – ищущим Жизни.
Я черту переступил….
А. Маковский
Зачем я куда-то поеду
Обманутый не тобой,
распил чекушку с соседом –
в башке полыхает огонь,
а мне бы везде дозвониться,
до вас достучаться – как?!
Я даже не нужен милиции,
Меняю клобук на кабак.
Я Даше не нужен, и нате,
проткнули мне шилом зоб…
Я плетью привязан к кровати
и камнем положен в гроб,
Потеряны все чемоданы –
Слова из прошлых стихов,
Пусты у науки карманы,
Стаканы без берегов.
А Киев с Москвою рядом –
Пшеницу их съела ржа,
Политик игривым взглядом
Стрельнёт в алкаша и бомжа
Я ж пьян неземною грустью,
Бродяга сибирских троп.
По русскому захолустью,
Где зонтик раскинул укроп
Звенит васильковое лето,
На щебне шершавый рассвет,
Зачем я куда-то поеду?!
Меня всё равно здесь нет.
10 комментариев